Женского рода

Когда человек рассуждает о вере, о слове, о смыслах и абсурде, о жизни и смерти, сидя при этом в засаленных рейтузах и дырявых носках на грязной кухне, все, о чем он говорит, становится ничтожным, как обглоданная вобла на смятой газете,

Узкая оправа, подчеркивающая скулы, слегка тонированные стекла — очки делали для нее мир неприятно четким, а ее для мира неприятно циничной.

настенных часах давно уже начали новый круг этого дня.