Женского рода

Когда человек рассуждает о вере, о слове, о смыслах и абсурде, о жизни и смерти, сидя при этом в засаленных рейтузах и дырявых носках на грязной кухне, все, о чем он говорит, становится ничтожным, как обглоданная вобла на смятой газете,

Узкая оправа, подчеркивающая скулы, слегка тонированные стекла — очки делали для нее мир неприятно четким, а ее для мира неприятно циничной.

настенных часах давно уже начали новый круг этого дня.

собой – все под ногами, и бывшие звез­ды хрустят под ногами как песок…

Так обрушивается пустота; небо падает и проходит сквозь тебя, а потом оказывается на земле, и ты уже не видишь ничего над

стоит кому‑нибудь чикнуть по ниточкам ножницами. Нити это иллюзии смыслов, потерять их так же легко, как уронить костыли.

Никто не пишет пьесу жизни – все ра­зыгрывают ее по ролям, и среди нас нет ни одного кукловода.­ А опасность есть только одна: если актер прячется от мира в куклу, все смыслы теряются – слишком легко

Испытания – как ветер: свечу он потушит, костер, на­против, раздует.

Потому что слишком большие и беззащитные крылья у этого зверя, чтобы выбраться из та­кой сети – из моего мира, где и мне‑то самой, на самом деле, интересен только этот зверь, но все равно я малодуш­ничаю и не пытаюсь спасти его, а лишь смотрю, как он пу­тается в нитях, проросших через меня, и плачу.

о твой мир – это дурная иллюзия, запутанный клубок, где не отличить правду и ложь, крик и молчание, собствен­ную мысль от заражен