Предчувствие конца

Ох 🙄Часто у меня возникают вопросы, за что же дают литературные премии той или иной книге. Ну правда за что? За средненький сюжет со вставками псевдофилософских рассуждений? Или может быть за поучительный момент для взрослых на тему "думай что говоришь, а то вдруг как сбудется твоё пожелание, так совесть тебя и съест"? А может быть за попытку добавить немного детектива в сюжет, но потом бросить? Одни вопросы в общем, когда читаешь есть ощущение будто бы лежишь в тёпленьком болоте, которое тебя потихоньку обволакивает. Ещё из минусов - гигантского размера предисловие с отзывами и рассказами кто такой Барнс, какой он потрясающий и глубокий автор и какая великолепная книга, терпеть такое не могу и всегда пролистываю.

60-летний Тони получает в наследство дневник погибшего друга юности и начинает вспоминать good old days.
Тони встречался с Вероникой, тщетно пытался произвести впечатление на нее и ее семью, затем они расстались, и Вероника начала встречаться с его лучшим другом, несомненно более перспективным. Разорвав отношения с обоими, спустя время Тони узнает о том, что Адриан покончил с собой. “Он был слишком умный,” — скажет о нем мать Тони. И вот теперь по обрывкам дневника, собственным ненадежным воспоминаниям и другим косвенным свидетельствам, Тони выясняет, что 40 лет назад рядом с ним развернулась настоящая драма, заметить которую он был не в состоянии из-за собственного эгоцентризма. Впрочем, кому из нас не было 20 лет.
Еще в начале ХХ века и уж тем более раньше, “Предчувствие конца” легко можно было бы представить себе написанным от лица Адриана или Вероники (да и, наверное, можно найти книги с похожим сюжетом). Но в наши дни эта история может быть рассказана только так: от лица случайного свидетеля, третьестепенного персонажа, который и не понял-то, что произошло у него на глазах. Поэтому это роман не о трагической любви, а об истории и о памяти.
Когда школьный учитель в самом начале просит героев дать определение истории, Барнс показывает читателю возможные интерпретации сюжета. А варианты они предложат такие. Тони: “История — это ложь победителей” (“но также и самообман побежденных,” — добавит мистер Хант). Адриан: “История — это уверенность, которая рождается на том этапе, когда несовершенства памяти накладываются на нехватку документальных свидетельств”. Тони выжил, а значит, он будет писать историю как самообман, утешающий задетую гордость, и как уверенность в событиях, которые он не может точно вспомнить. Эпоха "постправды", она такая.

Как бы - да, но в общем - нет.