Некоторые не попадут в ад

Если первую половину жизни жить правильно, вторую можешь прожить как угодно. Если первую половину жизни жить неправильно, второй половины может не быть. Если первую половину жизни прожить правильно, то потом уже не хватит сноровки и желания жить неправильно. Если первую половину жизни прожить неправильно, правильно жить уже никто не научит.

В случае и означенных товарищей, и вообще привычного полемиста с той стороны, меня всегда поражала эта невинная, чистоглазая убеждённость в своей правоте, лишённая каких бы то ни было рефлексий. Всегда ведь можно покричать на людях, но потом выйти во дворик покурить и сказать: ну, всё понятно, чего делать-то будем?

Нет! Они не хотели во дворик.

У них всё было коротко, твёрдо, ясно: вы пришли и убили наших детей.

Нет, ну как так? Вы же сами их убили. Вы. Они из вон той пушки убиты, я могу на карте показать, где она стояла.

Это какой-то классический сюжет, я не помню, где его встречал, но он точно был: когда находят труп, а рядом — бледный человек с растаращенными глазами; у него спрашивают: «Ты зачем убил?» — он смотрит по сторонам и вдруг начинает орать: «Это Людка убила! Она! Людка всегда его ненавидела!» — тут появляется Людка, вытирает дрожащие руки о передник и: «Я? Что он говорит? Как же так?» — и беспомощно плачет.

Или: мальчишка заревновал приёмного сына к родителям, взял и оттащил его на ледяной балкон, и оставил там. Вдруг явились родители — и видят эту картину. Говорят: «Ты рехнулся, сынок?» — а он кричит: «Вы сами! Это всё вы! Это не я! Вы его там оставили! Он заплакал, я пошёл забирать его с балкона!»

Мы в этом классическом сюжете — не родители и не Людка, кто бы спорил.

У нас тоже есть пушка, и мы из неё стреляем, я даже назвал откуда: Коминтерново, Пантёха, Сосновка — я там везде был. Но это Киев пришёл на Донбасс, а не Донбасс добрался до Киева. Разница слишком заметна.

Мы, русские, уроды ещё те. Но, когда заявились в Чечню, мы не говорили: Басаев пришёл на нашу землю и убил наших чеченских детей.

С хера ли он пришёл, этот Басаев? Он там жил.

Он там жил и начал борзеть. Явились мы и убили его. Еле-еле получилось.

Да, мы это сделали.

Зачем кривляться? Зачем сочинять эти стыдные письма?

Мать (или бабушка?) одного бойца пишет: мы так верили вам, а он мечтал, хвалился: я буду служить у Захара — и служил, — а теперь лежит с перебитым позвоночником. Мы отдавали вам молодого, прекрасного, здорового парня. Где он?..
Сразу, быстрым движением — откуда что взялось — двинул курсор на крестик в углу: щёлк! — и вроде не было этого письма; приснилось.

Всем существом надеялся, что Захарченко, приняв смерть, — вырвет, выбросит из-подо льда свою республику, свой народ; иначе какой тогда смысл был во всём.

я уже видеть не мог алкоголь, и пил по инерции, словно давно уже утонул, и меня тянуло куда-то по течению).

витаминами благословленного артистизма, аристократизма; зато у старика Эда этих витаминов в крови было столько, что он зачастую пятнами шёл, будто кто-то его горстями перекормил этими таблетками.

последние годы у старика Эда возникла идея найти Создателя — и съесть его, сожрать.

книгами у старика Эда были забавные отношения.
Он ненавидел литературу.
Он хотел быть диктатором, полубогом, но лучше — богом. Он был сумасшедший. Он был гений.
А тут, говорю, литература.
Сочинителей он презирал. Сочинители оскорбляли его уже тем, что у него была общая с ними профессия. Он, что ни говори, тоже писал тексты, и получал за это деньги. Это его кормило.

тонкая, высокая красавица, смотрящая на всё происходящее с легко и безупречно замешанными любовью (направлена ровно на отца, остальным досталось по касательной), иронией (объект растворён в пространстве и визуально не опознан), теплотой (к миру вообще и к этому лету в частности;

Мать (или бабушка?) одного бойца пишет: мы так верили вам, а он мечтал, хвалился: я буду служить у Захара — и служил, — а теперь лежит с перебитым позвоночником. Мы отдавали вам молодого, прекрасного, здорового парня. Где он?..