Жизнь взаймы, или У неба любимчиков нет

Отними у медсестер и официантов возможность вымещать зло на клиентах – они просто умрут от комплекса неполноценности.

какой прок говорить с тем, кто всегда прав?

жить одним только разумом не получается. Человек живет чувствами, а тут никакая правота не поможет.

Неужели так и не понял или забыл: разрушает не другой, разрушаешь только ты сам».

Я жениться на тебе хочу.

– Зачем?

Лежа в постели, Лилиан сквозь бутылку розового смотрела на свет. Прямоугольник окна в зеленом бутылочном стекле мерцал кровоточащей раной. Клерфэ отнял у нее бутылку.

– Чтобы ты опять не исчезла без следа.

– Но я же оставила в «Рице» свои чемоданы. Думаешь, замужество для женщины важнее? Что это – гарантия возвращения?

Вас предупреждали, — услышала она рядом равнодушный, ледяной голос. — Мы умываем руки! Нашей вины нет!
Лилиан было не по себе, но она все-таки усмехнулась. Своей последней избитой фразой Крокодилица спасла ситуацию. — Вымойте руки в вашей стерильной невиновности

Ещё вчера они были так близки, доверяли друг другу, а сейчас между ними встала стеклянная стена, как перегородка в салоне машины между водителем и пассажирами. Они могли ещё видеть друг друга, но никакого понимания уже не было — они слышали один другого, но говорили уже на разных языках, и все слова были для них пустыми. Изменить что-либо было уже невозможно. Внутри Лилиан всего за одну ночь выросла абсолютно незнакомая женщина, и она наполнила собой всю её сущность. Эта незнакомка чувствовалась в каждом взгляде и в каждом жесте. Изменить что-либо было уже невозможно.
— Adieu[10], Лилиан, — сказал он.
— Прости меня, Борис.
— Тем, кто любит, нечего прощать.

Впервые за многие годы её охватило чувство надежды, которая должна была обязательно исполниться. Это не было ожиданием миража, который годами был так далек от неё и постоянно повторялся в её грёзах. Это была надежда, которая должна была исполниться в самые ближайшие часы. Всё её прошлое и будущее едва могло сохранять установившееся зыбкое равновесие, и самое важное, что она ощутила, оказалось не то, что она долгое время была одна, теперь её захлестнула волна настоящего, полного одиночества. Она не стала ничего брать с собой и не знала, куда отправляется.

Лилиан остановилась ненадолго. — Давай прекратим этот разговор, Борис, ведь всё, что я тут наговорила — фальшь, всё, что я только собираюсь сказать, тоже становится фальшью, все мои слова лживы, банальны и сентиментальны и не достигают своей цели; они острые как лезвие ножа, а я не хочу причинять тебе боль, но если я хочу оставаться честной, то каждое слово будет для тебя обидным; я все равно не буду другой, если даже сама поверю в свою правдивость; неужели ты не видишь, что я сама этого не понимаю?

Бензин залить, уважаемый?
— Да, мне надо литров семьдесят, — ответил Клерфэ, — но у тебя заправляться я не стану, лучше сделаю это где-нибудь в другом месте, у того, кто меньше проявляет деловой прыти.