Политика и рациональность

Пока вы не поймете проблему, любые манипуляции, сделанные наугад, вряд ли помогут вам найти решение.

Оруэлл четко обозначил цель своей ясности:

«Если вы упрощаете свой язык, вы освобождаетесь от худших глупостей ортодоксальности. Вы не можете больше прятаться за разными диалектами, и когда вы делаете глупое замечание, его глупость будет очевидна даже для вас.»

В наше время политические речи и тексты по большей части представляют собой защиту того, что нельзя защищать. Вещи наподобие британского правления в Индии, русских чисток и ссылок, сбрасывания атомных бомб на Японию на самом деле можно обосновать, однако только такими аргументами, которые будут слишком жестоки для большинства людей и совершенно расходятся с декларируемыми целями политических партий. Таким образом, политический язык должен по большей части состоять из эвфемизмов, неясных ответов и разного рода неопределенностей. Беззащитные деревни подвергаются бомбардировке, жителей выгоняют из городов, скот расстреливают из пулеметов, поджигают дома при помощи зажигательных снарядов: и все это называют миротворческой операцией…»

«Ненадежный элемент был подвергнут альтернативному судебному процессу», — подвергнут кем? Что за «альтернативный судебный процесс»? Пользуясь такими формулировками можно закамуфлировать, что происходит на самом деле.

руэлл — выдающийся противник тоталитаризма и затуманенного мышления, в котором прячется зло, — это видно в его записях по языку, которые выглядят как классические документы рационалиста на одном уровне с Фейнманом, Саганом или Докинзом.

Если вы хотите посадить человека в тюрьму без суда, то вы должны думать о том, чтобы подать это как-то иначе, нежели «Я собираюсь посадить мистера Дженнингса в тюрьму без суда и следствия». Вы должны затуманить мышление слушателей, заглушить их голос морали. Вы скажете: «Ненадежный элемент был подвергнут альтернативному судебному процессу».

Ваше инстинктивное желание верить во что-либо будет меняться согласно вашему желанию походить на знакомых вам людей, которые в это верят — вне зависимости от того, насколько истинно само убеждение. Некоторые люди могут отказываться верить в то, что бог не существует, не потому что есть свидетельство о его существовании, а просто потому что они не хотят походить на Ричарда Докинза

Приведение примера людей, которые явно сошли с ума на почве идеи, не является свидетельством против самой идеи.

Чтобы по-настоящему спорить с идеей, вы должны противостоять лучшим аргументам ее сильнейших защитников. Спор со слабейшими ничего не докажет, поскольку даже самая сильная идея привлекает слабых защитников. Если вы хотите опровергнуть идеи трансгуманизма или интеллектуального взрыва, то вы должны опровергать аргументы Ника Бострома или Элизера Юдковски. Любой другой более удобный путь будет неправильным.

Обратным искажением для эффекта ореола является эффект рогов: все воспринимаемые негативные сущности взаимосвязаны. Если Сталин — злой, то все, что он говорит — ложь. Вы же не хотите соглашаться со Сталиным, не так ли?
Сталин также верил, что 2+2=4. Если вы защищаете какое-либо утверждение, сделанное Сталиным, даже если это «2+2=4», люди увидят только, что вы «заодно со Сталиным»; получится, что вы на его стороне.