Уотт

постепенно превращается в знаменитую уверенность, что все хорошо или хотя бы к лучшему

заключавшегося в одновременном закупоривании лицевых отверстий: большими пальцами — рта, указательными — ушей, мизинцами — ноздрей, средними — глаз, безымянные же, в критические минуты стимулирующие умственную деятельность, покоились на висках.

слезы, слезы умственной усталости, капали с лица в горшок, и с груди, и с подмышек, потоки влаги, вызванные напряжением, тоже капали в горшок. Его душевные устои также подвергались суровому испытанию, столь велико было его чувство ответственности.

Он видел себя тогдашнего: такой маленький, такой несчастный. А теперь еще более маленький, еще более несчастный. Не было ли это чем-то?
Такой жалкий, такой одинокий.
А теперь?
Еще более жалкий, еще более одинокий.
Не было ли это чем-то?
Насколько сравнение является чем-то. То ли больше, то ли меньше его положительности. То ли меньше, то ли больше его превосходности.

достиг того возраста, когда нелады с женой являются скорее источником удовлетворенности, нежели удрученности.

Поскольку человеку, закрепившемуся в пространстве, новый год не приносит ничего нового

что были люди краткосрочные и люди долгосрочные, люди первого этажа и люди второго; что если нечто кто-то может исчерпать и что может исчерпать кого-то за два месяца, другой и другого это не исчерпает и за десять лет;

Уотт мог бы высадить дверь посредством топорика, или ломика, или небольшого заряда взрывчатки, но это возбудило бы у Эрскина подозрения

Поскольку хоть и странно, но явно верно то, что говорящие говорят скорее ради того, чтобы говорить против, а не за,

некоторые из коих были молоды и привлекательны, некоторые молоды, но непривлекательны, некоторые привлекательны, но немолоды, а некоторые немолоды и непривлекательны