Тьма, – и больше ничего (сборник)

Когда речь шла о темных сторонах человеческой души, простор для воображения был неограничен.

Он посмотрел на меня обиженными, влажными от слез глазами.

В горле застрял комок, который я не мог проглотить.

И там, внизу, им предстояло умереть. Если не от удушья, то от голода, когда опустеет их чудовищная кладовая.

Тут она обняла меня, а я — ее. Но объятие это, наверное, доставило Шеннон больше удовольствия, чем мне. Потому что между нами стояла Арлетт. Она стояла между мной и всем, что происходило летом 1922 года, и думаю, то же самое ощущал и Генри. Шеннон только что рассказала мне об этом.

Мое сердце билось так сильно, что перед глазами запрыгали белые точки.

но от этого взгляда у меня на глаза навернулись слезы, и мне пришлось подавить рыдание.

И он, волоча ноги, вышел из гостиной, прежде чем я смог ответить.

Колодец словно ожил, а мы, казалось, видели биение его спрятанного в глубине сердца.

Несмотря на жару второй половины дня, пальцы его были холодными. Как лед.