Молитвы об украденных

Он высадил меня у парадной двери и даже не вышел из машины. Когда ты кого-то убил, тебе уже не до манер.

Она велела передать тебе, что любовь – это не чувство. Это жертва.

По правде говоря, ни для кого не было секретом, отчего на нашей горе рождаются дети-калеки. Над полями, засеянными коноплей и маком, время от времени распыляли яды, и местным жителям приходилось ими дышать.

Она велела передать тебе, что любовь — это не чувство. Это жертва.

Учитель попрощался с Луной, а прощаясь со мной, поцеловал меня в щеку.

— Добро пожаловать на мои уроки, — произнес он. — Надеюсь, ты будешь ходить.

От него пахло пивом.

Я не отерлась рукавом.

Пока мы с Луной брели назад в нашу камеру, мокрая мужская слюна сохла на моей коже. Это место на щеке я ощущала еще много часов, как будто его губы впечатались в меня. Получить мужской поцелуй в женской тюрьме — это подарок лучше любого рождественского. Лучше букета роз. Лучше теплого душа. Я могла представить, как живу в заключении долгие годы и живу ожиданием этих уроков и этого мужского поцелуя в щеку. Он был дождем, солнцем и свежим воздухом свободы. Я бы даже сидела и прилежно мазала клеем дурацкие картинки, лишь бы опять заслужить этот поцелуй.

— Как тебе такое предательство? — спросила Луна.

— Думаешь, это правда?

— Конечно, правда. Да. У меня есть золотое правило. Женщине я всегда верю больше, чем мужчине.

Телефон зазвонил, и она ответила.

— Слава богу, я всю жизнь воровала, Ледиди!

Это было первое, что выдала мама.

— Слава богу, я всю жизнь воровала, Ледиди!

Это было второе, что выдала мама.

— Я все продам.

Я чувствовала себя фальшивой купюрой, тряпкой с фейковым лейблом на рынке в Акапулько, Девой Марией Гваделупской, на которой стоит штамп: «Made in China». Под взглядом Джорджии я превратилась в дешевую подделку. Более туфтового имени мама мне дать не могла. Не объяснять же мне было этой англичанке, что мое имя — акт мести, а не поклонения?

Тогда же над нашим домом кружила стая грифов и тогда же мама ругательски ругала гадалку из Акапулько, которая не предсказала, что ей придется кого-то хоронить.

Она, уроженка Гватемалы из племени майя, маленькая, смуглая, с прямыми черными волосами, и я, уроженка мексиканского Герреро испано-ацтекских кровей, среднего роста, смуглая, с мелко вьющейся шевелюрой, указывающей на примесь крови африканских рабов, — мы были двумя страницами учебника по истории континента. Нас кто угодно мог вырвать, скомкать и выбросить в мусорную корзину.