Галлюцинации

Оглянись перед тем, как уйти
Оглянись перед тем, как уйти
и запомни, что навсегда.
уходи, уходи, уходи -
пропоёт в мокром небе звезда.
и деревья в зелёный ряд
и трава в голубом пруду,
города, что в сугробах спят,
города, что горят в аду.
Широта моей родины - знак,
что позор, унижение, страх
и кровавые пятна на грязных руках
и на мятых деньгах -
это звон старой песни в инете,
на диске и на концерте.
Ты слышишь ли эту песню?
а это значит, что вместе.
мы в это время. Молчи!
это от сердца ключи.
21.00.02.08.08.

ироничный фатализм предпочтительнее фанатичного экстремизма

Мы сознательно живём
только половину жизни.
Даже эта половина
из-за долгой зимы проходит в квартирах.

Это больно, как время года

Это больно, как время года,
как беспечное время торча,
как альбомы, что вышли из моды,
как привычное многоточие...
Это, видимо, чей-то смех
обрывается в нас кулаками,
и луна, одинаковая для всех,
снова прячется за облаками,
фонари беспощадных звёзд
разрывают на части вату,
превращая пространство в гипноз
ошарашенного заката.
Лес вцепился в кровавый гранит
и говядину чернозёма,
а напротив него висит
созвездие из картона.
01.30.13.03.06.

О, умение приспособиться!
Горе не сводит их с ума -
они идут с одинаковой скоростью
в такие же одинаковые дома.

Я вылез из ямы метро больной,
в передозе, совсем один,
словно утопленник, всплывающий весной
между расколотых льдин.
Уличный морг притворялся живым -
каждый шагал со своей особенностью,
но если посмотреть с большой высоты -
все они двигались с одинаковой скоростью.
О, умение приспособиться!
Горе не сводит их с ума -
они идут с одинаковой скоростью
в такие же одинаковые дома.
21.45.02.07.06.

В поезде
... всё это просто условные вещи.
Красный стоп-кран в руках соседа.
Он прав. Потому что с точки зрения вечности
никто никуда не уехал.
07

Теперь плевать,
теперь мне похуй.
Вам лучше знать,
что хорошо, что плохо,
вы точки расставляете над и,
но нет у вас ни веры, ни любви.
Вы судите меня,
но кто вы сами? -
грязь у поэта под ногами!
Живёте, чтобы заработать
и отдыхать в субботу,
ужравшись пивом в кабаке...
А у меня зажаты в кулаке
все тайны мира и звезда,
и если бы вы видели меня, когда
я это понимаю...
тогда б возможно...
Конечно, нет!
Что может заслужить поэт
в начале обезумевшего века -
лишь оскорбления и грязь из интернета,
аплодисменты на концертах
и штамп невролога в рецепте.
Но в час, когда всё снова плохо,
когда кончается трава,
когда плевать, когда всё похуй,
вдруг появляются слова
и мир кружится, ночь светлеет,
из вязкой ямы бытия
сверкает, появляется мгновение -
мечта моя.
06.00.02.09.08.

О, как же я счастлив,
когда колбаса, что вы разменяли
на Свободу с визгом, собачьим воем
подорожала вдвое.
Но было бы много круче
в десятки, в десятки раз!
Мне не хватило бы авторучек
радоваться за вас.
Потому что известно,
во что верите -
жизнь очевидно проста,
так что требуйте, требуйте, требуйте
пряника и хлыста.
17.00.11.07.

И пусть облака улетают по-прежнему, и осень прогонит дождями лето, я буду твердить кому бы то ни было, что жизнь - это обморок для поэта. Так русское слово стреляет в висок согласной давно позабытого имени, и перекошенный потолок окрасится чёрным, вишнёвым, синим. И где-то через полчаса уже голоса на лестнице, чьи-то пьяные голоса - всё, пиздец, пацаны - он повесился. А я сижу в углу и смотрю на себя, висящим под закрашенной батареей, - послушайте, вот же я, и это не стихотворение! Приехало три мента - протокол, отказ забирать, облака всё летели куда-то, а я, отказываясь умирать, решил всё вернуть обратно: скорая, мусора, батарея, верёвка, стихотворение, и прочее, прочее, прочее. Получив непонятно чьё одобрение, я проснулся в объятиях чёрной ночи. Это щас, а потом? нулевые, среда. Облака летят за моим окном никуда, никуда, никуда.