Характероанализ. Техника и основные положения для обучающихся и практикующих аналитиков

мазохистского характера механизма всякое удовольствие, превышающее определенную меру, тормозится и в результате переходит в неудовольствие.

мазохистский характер особенно усиленно продуцирует неудовольствие, что дает его ощущению страдания реальную основу.

Образ спешащего вперед офицера воспроизводит этот Я-идеал, которого нужно стыдиться, который нужно скрывать, так как Я (войско) за ним не следует – и не может этого сделать.

теперь должны добавить, что это требование любви основывается на особенно глубоко пережитом в самом раннем детстве страхе оставаться в одиночестве.

Подобно тому, как жалобы представляют собой искаженное требование любви, а провоцирование – насильственную попытку вынудить любовь, так и общая характерная формация мазохиста представляет собой неудачную попытку освободиться от тревоги и неудовольствия.

«Посмотри, как мне плохо, полюби меня!» «Ты любишь меня недостаточно, ты плохо ко мне относишься!» «Ты должен любить меня, я добьюсь твоей любви, а если нет, то я буду тебя злить!»

провокацией генетически и исторически стоит глубокое разочарование в любви.

мазохистское самонаказание – это осуществление не внушающего страх наказания, а другого, более мягкого заменяющего наказания.

впечатление сексуального стремления, в сущности является сексуальностью на службе защиты. Только тогда, когда удается ее разоблачить и аналитически разложить детский генитальный страх, генитальное стремление к объекту проявляется в своей первоначальной функции; одновременно с этим данный человек теряет и свою чрезмерную сексуальную подвижность.

Наконец, я обратил внимание на одну черту его поведения во время анализа. Его движения были вялые, складка у рта придавала ему усталое выражение. Его речь, которую едва ли здесь можно описать, была монотонной, тусклой; когда я разгадал смысл интонации, мне сразу стало ясно: он говорил страдальчески – словно умирая. Я узнал, что и в определенных ситуациях вне анализа он впадал в эту бессознательно разыгрываемую летаргию. Смысл такой манеры речи был тем же самым: «Посмотри, что сделал со мной отец, как он меня мучает, он разрушил меня, сделал нежизнеспособным». Его манеры представляли собой тяжелый упрек.