Тайная история Владимира Набокова
- преводач
- Екатерина Горбатенко
Впечатления
- mlyuda5сподели впечатлениепреди 3 години
👎Пропуснете я💡Научих много🎯Струва си💤Скучнотия!Книга перегружена неинтересной для меня информацией…
- Ayrana Mongushсподели впечатлениепреди 8 години
💡Научих многоИсследование переплетает судьбу Набокова и его семьи с историями из современников, заходит глубоко в тему холокоста, массового кровопролитного периода концлагерей, охватившего всю планету. Каждая страна виновата в последствиях Второй Мировой. На руках каждого правителя кровь. Набоков провёл невидимую невооружённым глазом линию скорби по ушедшим из жизни и покалеченным в результате этого безумия в каждой своей книге и сделал это настолько завуалировано, насколько смог.
- Lelya Nisevichсподели впечатлениепреди 8 години
Антология творчества и жизни Набокова. Жизнь аристократа, полная лишений, но с гордо поднятой головой. Раскрывает скрытый смысл его произведений. Хочется перечитать их заново и увидеть то, что не было увидено. Собственно, с “Лолиты” и начала.
Минус: совсем не поняла, зачем столько внимания уделено встрече с Солженицыным?
Цитати
- Зоя Павленкоцитирапреди 7 години
Понимая, на что намекают сенаторы, президент Франклин Делано Рузвельт парировал: Библия тоже практически полностью написана иностранцами и евреями. Американская тяга к пацифизму и изоляционизму в то время казалась неразрывно связанной с ненавистью к евреям. - Gleb Chugaevцитирапреди 7 години
у Солженицына объявился двойник, который устраивал пьяные дебоши и приставал на улицах к женщинам, пока друзья писателя не поймали самозванца. Хулигана сдали в милицию, откуда его… благополучно отпустили - oceansapartцитирапреди 7 години
Гостиничная прислуга разыскала для звездного постояльца старинный обшарпанный пюпитр, якобы некогда служивший Флоберу – одному из немногих писателей, которыми Набоков искренне восхищался. Во время работы перед ним лежал Большой словарь Уэбстера, а шорты, повседневная обувь, книги и сачки для бабочек были свалены в углу номера – временного пристанища, сделавшегося постоянным, – словно немые свидетельства добровольного изгнания.
