Тронуло

Он весь как-то пожимается, – но не так, как жмутся от холода, а так, как это делают в волнении

Они встали и пошли. Старик шёл своей крадущейся, хищной, бесшумной походкой, его собеседник стучал по террасе кожаными калошами, скрипел, харкал, сморкался и вообще создавал вокруг себя какой-то разнообразно нелепый шум…

И ихо будет наше…

Наше будет наше, а ихо будет ихо…

Да понимает ли он, что я даже его самого могу съесть за эти самые насмешки?

Я шестьдесят три года хребет гну, работаю, благодарение богу, – сыт тем, что ем, и он не может меня за это попрекать.

Рядом с ним, с живым любопытством глядя ему в лицо, поместился высокий молодой человек, худой, с узкими насмешливо прищуренными глазами и с тонкими бескровными губами.

По террасе парохода, мимо окон общей мужской второго класса, то и дело заглядывая в них, медленно прохаживается старик, низенького роста, с седой клочковатой бородкой, с ястребиным носом и с маленькими, жёсткими глазками, ушедшими глубоко в орбиты.

По питанию его – голубь он, воробушек, малая птица, а аппетит у него – всё ж таки волчий…

У всех, это, на брюхе-то шёлк, а в брюхе-то щёлк