Поиск Предназначения (сборник)

Нет, безусловно, интеллигентный человек не может не страдать от несовершенства мира и законодательства, да и тысячелетнее рабство хорошо бы уже как-то прекратить. Но вот сядешь эдак в трамвай и поедешь куда-нибудь, поедешь – трамвай скрипит, кондуктор жмурится от солнца на своём сиденье, и как-то оно на самом деле заебись.

Жизнь в деревне для человека давно и безнадежно городского состоит из сплошной череды непреодолимых и непонятных обстоятельств. Как спасти молоко от прокисания в отсутствие холодильника и даже погреба? – глубоко задумывается человек с высшим филологическим образованием. Спустить на верёвке в колодец – пожимают плечами местные жители с четырьмя классами начальной школы.

Я вот всегда с детства боялся РОДИТЕЛЕЙ.
Не важно каких, главное, что они придут всегда именно тогда, когда всем весело и спросят что-то вроде «а ты мусор вынес?». Ну, или там уроки сделал ли и какие оценки получил. Это не мои даже родители, а любые. Они приходят усталые всегда, а мы тут в общем-то ничего постыдного не делали, мы подушками дрались, а им это противно, что кто-то может драться подушками, когда у них всё так хуёво, и даже не потому, что машина у них сломалась и на работе полное говно, нет, не потому, а потому что вообще всё сложно, а мы ещё не понимаем, и поэтому тут мы такие все раскрасневшиеся, и даже не потому, что пиписьки друг другу показывали, а потому, что блядь у нас всё ЗАЕБИСЬ, и нет у нас никаких проблем именно потому, что это они нас каждый день кормят, чтобы у нас было счастливое детство, а мы нихуя не ценим, как это всё непросто на самом деле.

Много-много лет ещё ходил я по утрам во тьму: то на лекцию, то на утренний развод, то в школу, то на службу с твёрдым жалованием, то ещё куда-нибудь. И всякий раз думал: а нахуя это я иду? Мне это зачем?

А потом понял, что незачем, и не стал никуда ходить.

И какая, скажите, смерть, когда такое солнце?

Когда солнце совсем исчезло, кулик этот закричал так горестно и тоскливо, что солнце на одну секунду снова высунулось из-за моря. Ну а потом исчезло навсегда конечно.

В линейном отделении милиции пахнет застарелой бедой и люди мрачные.

Я притворился, что не услышал, и ушёл как последний солдат уже не страшной армии. Было мне смешно и противно.

Ехать. Сил уже нету смотреть на эту реку в мурашках простуды, на это выскакивающее из-под тучкова моста уёбище на подводных крыльях и на самую прекрасную в мире панораму стрелки васильевского острова. Надо иногда уезжать хотя бы на время.
Куплю себе билет на самое лучшее в вагоне тридцать восьмое место – боковое, верхнее, возле туалета и поеду. Буду курить в тамбуре папиросы беломор, беседовать с трактористом из челябинска про президента путина, виды на урожай и другие разные интересные штуки, проезжать Сарапул и Чебоксары, покупать там пиво и малосольные огурцы, смотреть в окошко на неказистую свою нечернозёмную Родину, и будет мне печально и охуительно.

Мёртвый город
…Очень большая для меня загадка – это существование города Петербург с ноября по февраль.
По какой-то причине в это время он по-прежнему указан на картах, в него отправляют почтовые бандероли и уходят в него с ленинградского вокзала поезда с пассажирами. Ни один поезд ещё не вернулся, но энергичные москвичи всё снаряжают их и снаряжают – вагонов у них дохуя и если все их отправить в Петербург, то глядишь – вот и освободилось место под новую многоэтажную застройку.
Если в это время выйти в городе Петербург на улицу, то ровно ничего там не увидишь, можно было и не выходить. Если проснулся, то очень скоро поймёшь, что зря. Если с кем-то заговорил, то не ответят. Если тебя самого про что-то спросят – пожмёшь плечами и пойдёшь дальше. Всё происходит как во сне или после смерти: заходит мёртвый человек в круглосуточный магазин, покупает у спящей продавщицы бутылку мёртвой водки или пиво степан-разин и тут же исчезает. Вот только что стоял, и нет его уже.
В это время и жить тут невозможно, и умереть толком не получится.
Прекрасный город, прекрасный. Ни одну женщину я не любил столько долгих лет.