Вадим Филиппов

— Слушай, ты, — сказал Зафод, — Вот у меня где ваше спокойствие, понятно? Я остыл настолько, что во мне кусок мяса месяц не протухнет. И так расслабился, что если присяду, меня можно будет собирать из-под стула совочком, ясно? Ну что, дошло или врезать?

Он повернулся, и серьезно посмотрел Форду в глаза. То есть, одна его голова повернулась — другая продолжала влюбленно смотреть на корабль.

— Что скажешь, Форд? — сказал он.

— Ты хочешь… — Форд оглянулся. — То есть… угнать его? Думаешь, стоит?

— Нет.

— И я думаю, нет.

— Все равно ведь угоним…

— Как же не угнать…

Дела человеческие становятся намного яснее, если четко понимать, что причина великих триумфов и трагедий истории не в том, что люди по природе своей добры или злы, но в том, что по природе своей они — люди.

Однако Ньют торчал здесь уже несколько недель потому, что, скажем так, сначала он был потрясенно очарован. Потом в его душе появилась потрясенная жалость, и наконец — что-то вроде потрясенной привязанности

Кто-то сказал, что цивилизацию от варварства отделяют двадцать четыре часа и два приема пищи.

Но это был не обычный воздух. Он был кристально чист, но так, что, казалось, стоит чуть-чуть наклонить голову — и увидишь новые грани. Он искрился.

— Не вижу, почему это кому-то надо такое писать, — спокойно заявил Адам. — В мире полно всяких отличных вещей, а я еще не успел все про них узнать, так что не хочу, чтобы кто-нибудь его портил или там кончал раньше, чем я смогу узнать о нем все. Так что вы можете просто исчезнуть.

если бы так было на самом деле… что бы оно значило? Как бы оно работало?

В любом случае мы с ним поладили. Сложно сказать почему, но основой стало то, что мы оба радовались и изумлялись незамутненному своеобразию Вселенной — в чужих рассказах, незаметных деталях, странных старых книгах из забытых Богом книжных магазинчиков.