Роджер Скрутон

Пруст ассоциировал положение еврея – изгоя в высшем обществе с судьбой скрытого гомосексуалиста в католической культуре.

Поиск государственных мер для преодоления первородного греха не может быть последовательным политическим проектом

сделать свою веру неотделимой от французской земли, подобно тому как англиканская вера стала неразрывно связанной с английским пейзажем благодаря викторианским писателям и поэтам.

В обоих мы видим страну, расколотую подозрениями, находящуюся в поисках патриотизма, который так часто, кажется, ускользает от нее, и по-видимому, лишенную духа жертвенности, который оживляет (сколько бы ни было в нем ностальгии и самообмана) английскую литературу времен Первой мировой войны.

Он отверг националистические идеи, которые, как он полагал, привели к Первой мировой войне, и выступал за объединенную Европу и новый интернационализм как единственный путь к мирному будущему.

Начиналась эпоха «интеллектуального труда», когда интеллектуал занял место почетного члена рабочего класса

Мы», принадлежащие к самобытной, «нашей» традиции права, поддерживаем крайне индивидуалистическую мораль. Она подчеркивает приоритет прав личности перед авторитетом суверенной власти и является полностью «политической» по своему действию и применению.

Отправление правосудия требует конкретных институтов, например независимости судебных органов и записи ранее принятых решений, которыми можно было бы руководствоваться. Но в еще большей степени он зависит от наличия определенного «духа общественности», порожденного разделяемой лояльностью людей. Последняя не является ни договорной, ни универсальной, а основана на признании общей судьбы, которая связывает граждан национального государства.

Его «политическая мораль» почти целиком состоит из прав и притязаний и плохо согласуется с идеями долга и подчинения.

Дворкин, как и Ханс-Георг Гадамер (которого он упоминает в ключевом месте), придает большое значение языку и приводит много примеров, связанных с его использованием.