Юность

бы очень хотелось иметь место, где можно упражняться — писать настоящие стихи. Мне бы очень хотелось комнату с четырьмя стенами и дверью, которую можно закрыть. Комнату с кроватью, столом и стулом, с печатной машинкой или блокнотом и карандашом — и больше ничего. И да, дверь, которую можно запереть. Но всего этого не видать до восемнадцатилетия — пока не съеду из дома.

Он же считает: чтобы писать хорошие стихи, нужно чертовски много пережить. Мне кажется, что я уже пережила, но, возможно, нужно еще больше.

Если ты не прекратишь быть такой странной, никогда не выйдешь замуж. А я совсем и не хочу, говорю я

Не понимаю, почему я почти не могу выносить людей и как им нужно разговаривать, чтобы я с удовольствием их слушала.

Наступило лето. Когда я вечерами возвращалась домой, прохладный воздух, словно шелковый носовой платок, остужал пылавшие от печи щеки и навстречу шли молодые девушки в светлых платьях, рука об руку с возлюбленными. Я чувствовала себя одной-­оди­нешенькой.

Единственное утешение в этом существовании — горстка стихов, которых пока не хватает на сборник.

Мир постоянно меняется, и лишь миру моего детства удается устоять.

Мир не считается со мной, и каждый раз, когда я ухватываюсь за его край, он снова выскальзывает у меня из рук.

Но больше всего я напугана. Напугана тем, что морской вал из огромного мирового океана может полностью опрокинуть мою маленькую хрупкую лодку.

Я коллекционирую оригиналов — людей, которые отличаются от остальных, особенные случаи. И очень хочу посмотреть на твои стихи.