Путь меча

А когда гончар делает не горшок, каких множество, а вазу? Единственную в своем роде? Каких до него не делал никто и никогда?! Если он неделями ломает себе голову над формой завитка на середине ручки этой вазы – хотя житейской пользы от этого завитка никакой?!
– Это искусство, Чэн. Не ремесло, но – искусство. Не польза, но – радость.
– А если воину плевать на жизнь и на смерть, если нет врага и нет ярости, а есть он сам и его меч, и отблески движущегося просто так, без житейской цели и пользы клинка чертят в ночном небе диковинный узор, и ноги танцуют, не касаясь земли, а кисточка на рукояти описывает спираль, ведущую в бесконечность, и нет пользы, а есть радость, и ты – это меч, а меч – это ты, это мир, это небо и перехлестывающее через край бренной плоти сознание бессмертия…

Ах, юность, юность, почему ты так любишь спорить и доказывать?.. и почти всегда — не вовремя, не там и не тому, кому надо…

И мне показалось, что ставшие необыкновенно горячими ножны плотно облепили мое тело, как смесь глины, речного песка и угольной пыли перед самой первой закалкой, а ледяной родниковой воды все не было, и я боялся потрескаться, боялся потускнеть и рассыпаться, боялся…

Мне бы твоего Заррахида на недельку-другую, чтоб показал им, с какой стороны маслом мажутся…

«Дети, дети… наш – значит, самый сильный, самый грозный, самый-самый… бойтесь, другие дети!»

— Будь проклят тот день, — тихо сказал шут, — будь проклят тот день, когда оружию стали давать имена!..

У них наша гордость трусостью зовется.

слишком уж долго за окнами было светло.

еще раз поклонился я и почувствовал, что говорю не то и не так.

Все это мне ужасно не понравилось. Во-первых, я ничего не мог понять, кроме каких-то крох, а во-вторых, эти крохи разом влетели в сапог моей судьбы и ужасно натирали ногу рассудка.